|
|
|
Разделы страницы о языках пермской группы:
Коми язык вне всякого сомнения находится в близком родстве с удмуртским, и это родство может быть объяснено только как результат происхождения их обоих от некогда существовавшего относительно единого праязыка, на котором должна была говорить определённая и достаточно единая историческая общность людей, пермский пранарод. Поэтому начало истории собственно народа коми связано с распадом прапермской общности.
Относительно времени этого распада существуют различные точки зрения, однако, если исключить заведомо экстремальные они так или иначе связывают распад прапермского единства с волжско-булгарским временем (IX-XIV вв.) – важнейшей, можно сказать, переломной эпохой в этнической истории Волго-Уральского региона. С этим согласуются и результаты глоттохронологических подсчётов (конец X – начало XII вв. [Белых 2009: 54]).
Вместе с тем, следует иметь в виду, что невозможно требовать «точной датировки» распада праязыка даже в пределах нескольких веков: в определённом смысле каждый язык всегда находится в состоянии распада, в любом живом языке действуют центробежные силы, в обычном состоянии его уравновешиваемые центростремительными. Равновесие это нарушается не вследствие чисто языкового развития, а вследствие исторических обстоятельств, приводящих к разрыву социальных, культурных и языковых связей между отдельными частями единого языкового массива и / или к установлению таких связей между отдельными частями этого массива и внешними языковыми организмами. В конечном итоге сам факт языкового распада (а следовательно – и его датировка) определяется не собственно внутриязыковыми процессами, а социальными обстоятельствами, историческими причинами, которые приводят к тому, что в сознании людей, причисляющих себя к той или иной общности, закрепляется представление об обособленности, самостоятельности этой общности и её особом имени и, соответственно – о самостоятельности её языка, который также получает особое имя. Такими обстоятельствами могли быть миграции, приводившие к прекращению ареально-генетических контактов, вмешательство иноязычных групп (субстратные, адстратные или суперстратные влияния, приход иноязычного населения и образование территориального «клина» между диалектами праязыка и под.), образование социально-экономических, политических и конфессиональных объединений с определёнными границами.
Ясно, что, как и всякие социальные процессы, эти должны быть достаточно протяжёнными во времени, а результаты их могут стать очевидными только по прошествии жизни нескольких, часто – многих поколений. Непосредственный распад праязыкового единства часто имеет продолжение в длительном периоде, в течение которого сохраняются межъязыковые связи между дочерними языками, обеспечиваемые существованием между ними цепи переходных диалектов, через которые инновации одного языка могли проникать в другой.
Это состояние применительно к истории пермских языков предложено называть общепермским диалектным континуумом [Белых 2009: 77 pass.], и окончательный разрыв коми-удмуртских связей внутри него датировать эпохой христианизации коми (конец XIV – начало XV вв.) [Белых 2009: 102-119].
В нашем случае принципиальное значение имеет безусловная связь даты прапермского распада с булгарской эпохой. Таким образом, говоря о пермском пранароде и прародине в конце эпохи прапермского единства, следует иметь в виду период появления в Среднем Поволжье булгар и начало сложения Волжской Булгарии, которые датируются VIII-IX вв.
Инструментарий языкознания позволяет довольно надёжно локализовать район обитания носителей праязыка. Для этого используются три взаимонезависимых метода:
Анализ пермской праязыковой лексики позволяет с максимальной уверенностью утверждать, что пермский пранарод обитал в лесной умеренной (таёжной и подтаёжной) зоне Восточной Европы, в крае, для которого были характерны развитая речная сеть с наличием крупных рек, покрытые лесом холмы и возвышенности, но не горы, и природа которого позволяла практиковать достаточно интенсивное земледелие (с набором основных культур, характерных для умеренно-холодного климата: рожь, ячмень, овёс, пшеница, полба) и придомное скотоводство в сочетании с охотой, рыболовством и собирательством (см. подробнее [Белых 2009: 56 pass.]). Для уточнения локализации прапермского экологического ареала в пределах северной части Восточной Европы решающее значение имеют прапермские названия двух деревьев: ‘дуба’ (коми (древнепермское) тупу, удм. тыпы < ППерм *t8pu) и ‘кедра’ (коми суспу, коми-перм. сыспу, удм. сусыпу ‘можжевельник’ < ППерм *susг(-pu) – переход значения в удмуртском объясняется отсутствием кедра в естественном виде в Удмуртии, реконструкция значения ‘кедр’ в прапермском несомненна в силу хороших параллелей в других уральских языках). Ареалы распространения этих двух деревьев пересекались в конце I тыс. н. э. (и пересекаются и сейчас) только в одном весьма узком районе: в Среднем (Пермско-Сарапульском) Прикамье. Вероятно, район обитания носителей пермского праязыка должен был быть так или иначе близок к этим территориям.
Данные внешних связей позднего пермского праязыка не позволяют размещать ареал обитания его носителей далеко на севере и северо-западе, поскольку контакты с прибалтийско-финскими или близкими им языками, носители которых к концу I тыс. н. э. уже могли достаточно далеко продвинуться на северо-восток Восточной Европы, имели место самое раннее только на финальном этапе существования коми-удмуртского диалектного континуума, и в удмуртский язык попало не более двух-трёх слов прибалтийско-финского происхождения, одно (и единственное надёжное) из которых представляет собой этноним: удм. ӟуч ~ коми роч ‘русский’ ← приб.-ф. *rфtsi ‘шведы, Швеция’, который, конечно, мог быть заимствован и после разрыва всяческих праязыковых связей. Никаких оснований говорить о контактах пермского праязыка с саамскими или самодийскими языками нет вообще. Равным образом нет оснований говорить о древних связях прапермского на западе, в Поволжье – с марийским или мордовскими языками. Немногочисленные грамматические и фонетические изоглоссы, объединяющие марийский с пермскими могут иметь то же происхождение, что и слой заимствованной пермской (или, скорее, древнеудмуртской) лексики в марийском [Bereczki 1992: 97-129] – восходить к языку пермского (парапермского и / или древнеудмуртского) населения, ассимилированного предками марийцев в ходе их продвижения с запада в Вятско-Ветлужском междуречье [Казанцев 1985: 52-55, 101-102], имевшего место не ранее булгарского времени.
С другой стороны, внешние связи прапермского, в том числе и на самом позднем этапе его развития (в эпоху, когда, например, уже завершился общепермский процесс деназализации, перехода типа *-NT- > -D(-)), явно тянут его на юг, в области Нижнего Прикамья и пограничья леса и степи: в праязыке имеются заимствования из среднеиранского языка, весьма близкого древнеосетинскому (самые показательные: 1) коми емдон ~ удм. андан ← иран.: осет. aendon ‘сталь’; 2) коми гундыр ‘змей, дракон’ ~ удм. гондыр ‘медведь’ ← иран.: осет. (koef) qwyndar ‘дракон’), которые едва ли можно датировать ранее, чем второй половиной I тыс. н. э. [Напольских 2008; Napolskich 2010]. Примерно тем же временем (V-VII вв.) следует датировать ряд заимствований из языка балто-славянского типа, носителями которого были по всей вероятности создатели именьковской археологической культуры (IV—VII века) в Среднем Поволжье [Напольских 2006].
Данные о контактах прапермского времени с угорскими языками позволяют говорить о необходимости локализовать пермскую прародину не слишком далеко от исконных районов расселения манси (таёжные области Северного и Среднего Урала от Пелыма на севере почти до Миасса на юге с выходом в восточные области Среднего Прикамья на западе [Гуя 1963]), поскольку с мансийским языком пермские имеют немногочисленные, но интересные общие инновации, например, в металлургической терминологии [Napolskich 2010] Особенно же важное значение имеют несомненные следы, возможно, кратковременных, но весьма интенсивных контактов прапермского с древневенгерским [Напольских 2008а: 22-24], которые с наибольшей вероятностью должны быть локализованы в непосредственной близости от территории современной Башкирии и Нижнего Прикамья – районов, через которые предки венгров прошли на своём пути из Сибири на новую родину в раннем средневековье [Иванов 1999].
Такая картина внешних связей пермского праязыка во второй половине I тыс. н. э. наилучшим образом согласуется с гипотезой о пермской прародине в Среднем (Пермско-Сарапульском) Прикамье.
Язык ко́ми (коми коми кыв, коми кыл, коми кыы) — язык народов коми-зырян и коми-пермяков. Распространён в Республике Коми и Пермском крае, частично на северо-востоке Кировской области, на Кольском полуострове и в разных районах Сибири. Число говорящих — 219 тыс. чел. (2010, перепись).
На самом деле существует два коми языка - коми-пермяцкий и коми-зырянский [так же как и 2 мордовских и 2 марийских]. Иногда твже выделяют коми-язьвинский диалект-язык.
Удмуртский язык (собств. удмурт кыл ‘удмуртский язык’, англ. Udmurt; Votyak, нем. Udmurtisch; Wotjäkisch) – язык удмуртов (самоназв. удмурт, русск. удмурт; (устар.) вотяк; англ. Udmurt; Votyak, нем. Udmurte; Wotjäke) – относится к пермской ветви финно-угорской группы уральской языковой семьи. Древнее самоназвание удмуртов *odг-mort, должно было быть заимствовано из иран. *anta-marta ‘человек окраины’ ещё в прапермское время и явно обозначало не всех носителей пермского праязыка, а какую-то их южную группу, предков удмуртов.
По переписи 1989 года, численность удмуртов в СССР составляла 714 793 человек (в России по переписи 2002 года – 637 тыс.), из них в то время считали родным языком удмуртский – 69,6%, русский – 30%. Билингвов среди удмуртов – 68,5% (удмуртско-русское двуязычие составляет 64,4%, среди удмуртов Татарии и Башкирии нередки случаи удмуртско-татарского или удмуртско-татарско-русского трехъязычия).
Удмурты проживают в Удмуртской Республике (т.н. континентальные удмурты), в Республиках Башкортостан, Татарстан, Марий Эл, в Кировской, Пермской областях (т.н. островные удмурты) и в некоторых других регионах Российской Федерации, а также в Казахстане, на Украине и т.д.
Удмуртский язык имеет в Удмуртской Республике в значительной степени формальный статус государственного языка. Изучается в некоторых школах, детских садах, а также средних и высших учебных заведениях.
На удмуртском языке издаются книги (несколько наименований в год), газеты (две республиканских и около десятка районных) и несколько журналов, а также осуществляется телерадиовещание (несколько часов в день). Отдельных удмуртоязычных телерадиоканалов нет.
Первые записи удмуртских личных имен русскими буквами сохранились с 15 вв., удмуртские слова начали фиксироваться с начала 18 в. Важнейшими памятниками этого периода считаются 1) рукописный латинско-удмуртский словарь Даниэля Готлиба Мессершмидта (1726), 2) “Сочинения, принадлежащие к грамматике вотского языка” (Санкт-Петербург, 1775) и 3) рукописный удмуртско-русский словарь Захарии Кротова (1786).
Письменность возникла в 19 в. на основе русской графики; в настоящее время в состав удмуртского алфавита, помимо 33-х русских букв, входят дополнительные пять букв с диакритиками (две точки над буквой).
Удмуртский литературный язык окончательно оформился в 1930-ые гг. в результате синтеза фонетики, морфологии и лексики говоров континентальных удмуртов, и не имеет базового диалекта.
В удмуртском языке выделяются северное и южное наречия (южное подразделяется на периферийно-южный и центральный диалекты), а также группа промежуточных говоров.
Отдельным наречием удмуртского языка является язык бесермян (3 тыс. человек по переписи 2002 года) – народа, проживающего в северной Удмуртии. Бесермянский язык не имеет письменной формы, и бесермяне пользуются на письме удмуртским или русским языком.
Все удмуртские диалекты (за исключением островного красноуфимского, испытавшего сильнейшее влияние марийского языка) характеризуются очень большой степенью близости в лексике и грамматическом строе, и в то же время заметно отличаются по количеству и качеству фонем (что, тем не менее, практически не препятствует взаимопониманию).
Удмуртская речь характеризуется чёткостью произношения звуков, а грамматика – относительной простотой, что существенно облегчает изучение языка.
Система фонем удмуртского языка состоит из 7 гласных и 26 согласных фонем (не считая звуков, заимствованных из русского языка). Гармония гласных и фонологическая долгота отсутствуют. Дифтонгов и трифтонгов нет. Ударение динамическое и, в отличие от других финно-угорских языков, падает на последний слог (исключения закономерны и редки). Удмуртская речь, по сравнению с русской речью той же интонации, звучит, как правильно, на полтона выше.
В лексике удмуртского языка имеются, в частности, 1) иранские заимствования (из языков, близких к современному осетинскому), 2) довольно много также более поздних тюркских (булгарских и татарских), 3) а также русских заимствований.
Слова булгарского происхождения восходят, как считается, к 7–13 вв. Влияние татарского языка повсеместно наблюдалось в 13–16 вв., а на юге сохранилось вплоть до наших дней.
Воздействие русского языка на удмуртский началось с приходом русского населения в Прикамье в 12–13 вв. и усилилось после окончательного вхождения всех групп удмуртов в Русское государство (1558).
Удмуртский язык – классический агглютинативный; синтетические грамматические структуры преобладают над аналитическими. Морфологически чётко различаются имена и глаголы, однако внутри имен противопоставление частей речи выражено слабо (само разделение имён существительных и имён прилагательных в значительной степени условно и производится грамматистами в основном под влиянием русского учения о частях речи: “существительные” и “прилагательные” однотипно склоняются и могут принимать одни и те же аффиксы, много конверсивов (шулдыр 'веселье', 'веселый' и 'весело', вазь 'ранний' и 'рано', бере послелог 'после' и союз 'если').
Категория рода отсутствует, однако различаются категории лица и не-лица: так, одушевленные имена не принимают форм семи местных падежей.
Форм числа две (единственное и множественное – последнее образуется путём прибавления аффикса -ёс/-ос и никогда не вызывает переогласовки в основе). Как и во многих других финно-угорских языках, названия парных предметов и частей тела употребляются в единственном числе, для выделения одного из парных предметов используется слово пал 'половина': куас 'лыжа, лыжи' – пал куас '(одна) лыжа'. Для придания особой интонации, а также в поэтической речи часты случаи употребления форм множественного числа вместо единственного: ымъёсы 'мой рот', букв. мои рты', вместо ымы 'мой рот'.
Категория притяжательности (посессивности) выражена особыми суффиксами, а также местоимениями и т.н. “изафетными” конструкциями, при которых притяжательность морфологически выражается в форме, обозначающей объект обладания. Аффиксы притяжательности могут использоваться с эмфатической целью, выполняя функцию определенного артикля и одновременно субстантиватора, т.е. замещая собой существительное, которое при этом опускается: мынам перое 'мое перо' = мынамез 'то, мое' (подразумевается перо); Казаньысь лыктэм инженер 'из Казани приехавший инженер' = Казаньысез 'тот, из Казани'; вполне возможно нанизывание таких аффиксов: бригадир-мы-лэнъ-ёс-ыз-лэнъ-ёс-ыз-лы 'для тех, которые у тех, кто у нашего бригадира'.
Глаголы в удмуртском языке делятся на переходные и непереходные, с которыми связана слабо выраженная категория залога. Категория вида выражается с помощью лексических и синтаксических средств. Имеются три наклонения (изъявительное, повелительное и условное), а также категория притворной модальности. Глаголы тесно связаны с именами через систему причастий (по сути дела, отглагольных имён). В удмуртском языке существует одно настоящее и одно будущее время, и довольно сложная (напоминающая французскую) система прошедших времён. Спряжение имеет две формы (утвердительную и отрицательную), как и в большинстве других финно-угорских языков.
В дореволюционной России удмуртов называли вотяками, а их язык - вотским (вотяцким). В составе удмуртского народа есть субэтнос - бесермяне, со своим диалектом.
Ключевые слова для поиска сведений по пермским языкам:
На русском языке: пермские языки, прапермская языковая общность, удмуртский, диалекты коми, коми-пермяцкий, коми-зырянский, праязык пермякиов, вотский, вотяки;
На английском языке: Finno-Permian languages.
|
|