|
Garshin.Ru |
|
Пишите |
|
Лексиконы |
|
|
|
|
|
|||||||||
.jpg)
Язык парья - очень интересный реликтовый язык, носители которого проживают в Гиссарской долине Таджикистана и Сурхандарьинской области Узбекистана. Занимает промежуточное положение в центральноиндийской ветви индоарийских языков. Звонкие придыхательные отсутствуют [как в цыганских]. Кроме своего языка, используемого в семье, парья владеют также таджикским, узбекским, русским языками. Этот язык одни исследователи помещают в центральную группу (как "срединный" в них), другие считают особым и выделяют отдельно от всех других индо-арийских языков (как цыганские и сингалезский). По данным глоттохронологии он выделился после отделения непали от хинди (с хинди совпадает 89% из списка Сводеша, с пенджаби - 86%, с непали - 72%). Значит, он может трактоваться как центральноиндийский, так и промежуточный между ними и североиндийскими. Чтобы "не приумножать сущности без необходимости" здесь он пока рассматривается как один из центральных индийских. [В Афганистане и Средней Азии парья иногда считались цыганами, но в Таджикистане они уже прочно осели. Возможно, этнически и демографически это вторая или третья волна цыган - выходцев из Индии. Но, в отличие от широко расселившихся цыган, парья - "локально эмигрировавший" язык.] |
Разделы страницы о языке гиссарских парья - земледельцах-индоарийцах в Средней Азии (индийских мигрантах, но не цыганах):
Парья — этническая группа парья, причисляемая обычно к среднеазиатским цыганам. Также известны как мазанг — этот термин по отношению к ним используют среднеазиатские «цыгане»-люли (джуги, мугат). Парья в свою очередь называют словом «мазанг» джуги, а к себе это название не применяют. Таджикским и узбекским окружением термин «мазанг» был воспринят преимущественно для наименования группы парья. Отсюда часто встречающееся утверждение, что мазанги, якобы, никогда не занимались попрошайничеством (парья преимущественно сельскохозяйственные работники). Но, поскольку традиционно оседлое население часто путает разные «цыганские» группы, мазангами иногда называют и джуги, и западных цыган (рома). (из Википедии)
ПА́РЬЯ (парьясази), язык народа парья. Обнаружен И. М. Оранским в 1950-х гг. в Таджикистане (в Гиссарской долине) и в некоторых пограничных с Таджикистаном районах Сурхандарьинской обл. Узбекистана. Число носителей 3 тыс. чел. (2008, оценка). Этноним «П.» (представляющий собой самоназвание) и соответствующий лингвоним восходят, очевидно, к названию одной из земледельч. каст джатов – bhaṛyár (bharái), – в котором произошёл характерный для панджаби и П. переход bh > p. Окружающее население использует также др. наименования языка П.: забон-и афгони – «афганский язык» и забон-и лагмани – «язык лагманцев» [по назв. местности (пров. Лагман в Афганистане), из которой парья пришли на территорию своего нынешнего обитания]; забон-и нос-фуруш – «язык продавцов жевательного табака» (по назв. одного из их типичных занятий) и др. Последние достоверные данные о языковой ситуации в среде народа парья относятся к кон. 1970-х гг.: помимо родного языка, подавляющее большинство парья владели тадж. языком, представители послевоенных поколений (гл. обр. мужчины), как правило, – рус. языком, парья, проживающие в Узбекистане, – узб. языком.
П. относится к индоарийским языкам; обнаруживает близость к зап. диалектам панджаби и некоторым диалектам раджастхани. Время отделения П. от осн. массива новых индоарийских языков, очевидно, – 17–18 вв.
Фонемный состав П. не установлен. Несомненно, однако, что его фонологич. система типична для центр. и сев.-зап. новых индоарийских языков, но с рядом ослабленных оппозиций: в вокализме по количественному признаку и назализованности, в консонантизме – по придыхательности-непридыхательности. Фонологич. дифтонги встречаются редко и имеют тенденцию к стяжению в простой гласный. Чрезвычайно разнообразны фонетич. чередования гласных и согласных.
Ударение гл. обр. динамическое. Встречаются случаи сингармонизма. Вопрос о наличии в П. системы тонов, компенсирующих утрату звонких придыхательных, требует спец. исследования.
П. относится к тому же морфосинтаксич. типу, что и хинди и панджаби, но в нём морфологич. категории (см. Грамматическая категория), особенно в области глагольного словоизменения, реализуются в редуцированном виде. В словоизменении небогатый набор первичных синтетич. форм сосуществует с аналитич. формами (см. Синтетизм, Аналитизм), присутствуют также элементы агглютинации. Анализ ряда контекстов позволяет сделать вывод о наличии категорий рода, числа и падежа, у глагола – времени (настоящее, прошедшее, будущее), грамматич. вида (сов., несов., прогрессив), индикатива, наклонения (повелительное, сослагательное, ирреальное), а также способа совершения действия (Aktionsart). Местоименная система включает энклитич. формы, присоединяющиеся к существительным (см. Клитика) и выражающие посессора (обладателя). Числительные обнаруживают черты двадцатеричного счёта. Отрицательные и утвердительные формы глагола в наст.-буд. времени имеют разные окончания.
Осн. порядок слов «субъект + объект + предикат». Ограничения на изменение позиции членов предложения незначительны. Определение обычно предшествует определяемому. П. свойственна типичная для большинства новых индоарийских языков расщеплённая эргативность: предложение строится по эргативной модели, если личная форма включает перех. глагол сов. вида, при прочих глагольных формах конструкция предложения номинативная (см. Стратегия морфосинтаксического кодирования, Эргативный строй, Номинативный строй). Существует, однако, тенденция распространения эргативности на предложения со всеми личными формами перех. глаголов, независимо от их видового значения. Вследствие формального размывания морфологич. категорий согласоват. связь выражена слабо. Отклонения от обычных для новых индоарийских языков синтаксич. структур обусловлены, очевидно, влиянием тадж. языка; напр., возможна постпозиция притяжательного местоимения к определяемому (конструкции типа «отец мой») наряду с его препозицией («мой отец»). Для П. характерно наличие двух типов посессивных конструкций: одна образуется по типичной для новых индоарийских языков модели «у Х быть Y», в другой используется глагол «иметь», отсутствующий в подавляющем большинстве новых индоарийских языков.
В словообразовании выделяются индоарийская и иран. модели. В сложных словах могут совмещаться основы, принадлежащие разным по происхождению слоям лексики. Значительно число сложноотымённых (образованных по модели «имя + глагол») и сложноинтенсивных (образованных по модели «глагол + глагол») глаголов; последние выражают терминативность (указывают на исчерпанность действия).
Базовая лексика П. преим. индоарийская. Она, а также таджикско-перс. слова (в т. ч. араб. происхождения) составляют две наибольшие и примерно равные части словаря П. Имеются также заимствования из рус., узб. языков, из пушту и др.
П. – бесписьменный язык. В 1980-х гг. сохранялся в устной форме сказочный фольклор.
Фольклорные тексты и тексты бытового содержания, записанные и опубликованные И. М. Оранским, – единственный доступный письм. источник о парья.
(Т. И. Оранская)
Разделы лингвистического обзора о парийском языке:
1.0. Парья (П.я.) — самоназвание и название языка небольшой этнической группы, открытой И.М. Оранским в 1950-х гг. на территории Таджикской ССР, ныне Таджикистана. Слово восходит, очевидно, к названию одной из земледельческих каст джатов Пенджаба bharyā, с характерным для панджаби переходом общеиндоарийского звонкого придыхательного в глухой непридыхательный (сопровождающийся в панджаби возникновением высокого тона). Как наименование П.я. используется также термин парья-сази, этимология второй части которого неясна. Другие, более редкие, наименования представляют собой определения языка по различным этнонимам, употребляющимся окружающим населением по отношению к этой группе: забон-и лагмани, т. е. «язык лагманцев», забон-и нос-фуруш, т. е. «язык продавцов жевательного табака» (одно из типичных занятий парья); см. 3.0. Окружающее население называет их, как и прочих выходцев из Афганистана, «афгоно».
2.0. Носители П.я., которых по оценке И.М. Оранского насчитывалось в конце 1950-х гг. около тысячи, по оценке Т.И. Оранской в 1977 г. — около двух тысяч человек, по оценке справочника “Ethnologue” на 2008 г. (только для Таджикистана) — три тысячи человек, в советский период были расселены среди таджико- и узбекоязычного сельского населения по всей Гиссарской долине (Таджикская ССР), а также в районах по верхнему течению р. Сурхандарья — от пригородов Душанбе на северо-востоке до района Сары-Асия — Денау (Узбекская ССР) на юго-западе. Достоверных сведений о территории расселения парья после распада Советского Союза нет.
3.0. Внутри индоарийской группы П.я. должен быть отнесен к центральной подгруппе (по классификации Дж. Грирсона), так как по частным признакам он обнаруживает регулярные соответствия с диалектами панджаби, раджастхани, западного пахари и хинди.
Как место, так и время исхода носителей П.я. из Индии не может быть определено точно. Несомненно, что это произошло уже в новоиндийский период, т. е. во II тыс., причем, вероятнее всего, во второй его половине, насколько можно судить по фактам исторической типологии новоиндоарийских языков. Несомненно также, что миграция на территорию Афганистана произошла из северо-западных пределов Индии (в историческом понимании этого названия). Сами парья отчетливо сознают себя выходцами из Афганистана (Лагмана), тогда как воспоминания о их связи с Индией весьма слабы.
4.0. Собственной письменности П.я. не имеет; соответственно нет и письменных памятников. Образцы сказочного фольклора, собранные И.М. Оранским, носят печать среднеазиатского и афганского влияния; в некоторых сюжетах местом действия является Индия.
Типичные фонетико-грамматические характеристики.
5.1.0. Фонемный состав не определен. Все записи проводились в фонетической транскрипции. Существует один короткий текст — опыт фонологической транскрипции. Очевидно, что нет последовательного противопоставления гласных по долготе/краткости, что характерно для ряда новых индоарийских языков, особенно для нестандартизованных, а тем более бесписьменных. В соответствии с общими новоиндоарийскими тенденциями прослеживается противопоставление /ə/ : /ā/ (ср. mar1/mər ‛умирать’ и mar2 ‛бить’, ‛убить’), тогда как противопоставление гласных высокого подъема определяется, по-видимому, позиционными факторами. Для консонантизма особенно характерно отсутствие звонких аспират. Вопрос о существовании в П.я. системы тонов, компенсирующих утрату аспирации (ср. панджаби, пахари), требует дальнейшего исследования.
5.1.1. Обычные структуры слога CVC, CV, VC, V. На фонетическом уровне можно отметить оглушение конечных звонких согласных, ослабление (вплоть до утраты) аспирации глухих придыхательных, частое ослабление или утрата начального и интервокального индоарийского h. В последнем случае возможна назализация предшествующего гласного, ср. хин. pahāṛ — пар. pā̃ṛ ‛гора’. Интересны случаи дистантной регрессивной ассимиляции гласных (корневого аффиксальными). Ассимиляция, которая может быть полной (nuko ‛маленький’ — niki ‛маленькая’) и частичной (turo ‛твой’ — təri/tiri ‛твоя’), проявляется в словоизменении адъективов, но, очевидно, не при словообразовании субстантивов (ср. buḍo ‛старик’ — buḍi ‛старуха’).
5.1.2. Вопрос о чередованиях в П.я. требует дополнительного изучения.
5.2.1. Морфологическим типом язык мало отличается от близкородственных индийских. В словоизменении небогатый набор первичных синтетических форм сосуществует с аналитическими, на базе стяжения которых образуются новые синтетические.
5.2.2. Система основных морфологических категорий в принципе соответствует описанной для хинди, но реализуется в заметно редуцированном виде. Это особенно касается глагольного словоизменения. Категория р о д а (мужской/женский) подвержена стиранию, о чем говорит как непоследовательность согласования изменяемых определений (ayi=mr-i мать=1ЕД.ПРИТ-Ж и ayi=muro мать=1ЕД.ПРИТ-М.ЕД ‛моя мать’) и форм сказуемого (pâčâ-ke ran saisxane-me giy-o падишах-ГЕН жена конюшня-в:ПОСЛ идти:ПРОШ.СОВ-М ‛жена падишаха пошла в конюшню’, букв. ‛пошел’), так и регулярное несогласование предикативного члена, выраженного прилагательным, ср. ti-mər-o nuk-o-i̯ дочь-1ЕД.ПРИТ-М маленький-М-быть:НАСТ.3ЕД ‛Моя дочь — маленькая’ при nik-i ungli маленький-Ж палец:Ж ‛мизинец’. Характерным окончанием адъективов мужского рода служит -о; показатель -i, как и в хинди, является показателем не только женского рода, но и уменьшительности. В однокоренных существительных, противопоставленных по значению биологического рода или величине, грамматическая оппозиция выражена окончанием мужского рода -о (в прямом падеже) и показателем основы женского рода -i, присоединяющимся к консонантной основе: kuro ‛конь’ — kuri ‛кобыла’.
В П.я. сохранились два словоизменительных типа: 1) «сильный» — имена мужского рода с изменяемым окончанием -о и 2) «общий» — все прочие. Сильный тип имеет синтетические формы косвенного падежа единственного ч и с л а и прямого падежа множественного числа (обе на -е); косвенный падеж множественного числа у обоих типов образуется окончанием -un/-ũ. Перечисленные формы, как и формы рода, употребляются непоследовательно. О д у ш е в л е н н ы е имена могут присоединять агглютинативный показатель множественного числа -xel.
Основные послелоги: направительно-объектный и отложительный -ta (в последнем значении выступает также в сочетании с локативным ma — mata (ср. хинди mẽ se); инструментально-комитативный nala; локативный ma; адъективный послелог — ko (kâ и ki — его варианты, утратившие прямую соотнесенность с падежом, числом и родом определяемого); адресат оформляется послелогом le; агенс — na. Как рудимент синтетической локативной формы с пространственным и временны́м значением можно трактовать формант -a: kar-a ‛в доме’, ‛дома’. На то, что это не послелог, а суффикс, указывает позиция этого аффикса по отношению к местоименным энклитикам: kar-a-se ‛в его дом(е)’, но havli-sə-ma ‛в их дворе’, ср. также kale-sə-ta ‛его голову’, beṭa-se-ko ‛его сына’. Используются также сложные послелоги, причем лексически значимый элемент часто присоединяется непосредственно к существительному, без соединительного элемента: us dev-kul ‛к тому диву’.
П.я. отличает от прочих новых индоарийских языков наличие глагола «иметь», с которым строится посессивная конструкция, существующая в П.я. наряду с типичной для индоарийской языковой группы модели «быть у». Числительные П.я. являют черты вигезимального счета: tin-bisi ‛три двадцатки’, т. е. «шестьдесят», čar-bisi ‛четыре двадцатки’, т. е. «восемьдесят», sare tinbisi ‛с половиной три двадцатки’, т. е. «семьдесят».
Глагольная система предстает как редуцированный вариант обычной для центральных индоарийских языков. Наибольшее сходство как в структурном, так и в формальном плане обнаруживается здесь с диалектами раджастхани. Пассивная конструкция в доступных текстах не встречается. В личных формах предстает типичная для большинства новоиндоарийских языков тройная в и д о в а я оппозиция: совершенный, несовершенный, продолженный. Ее формальную реализацию отличают некоторые специфические черты. Совершенный вид являет тот же тип, что и другие центральные новые индоарийские языки; он образуется присоединением родо-числового окончания к основе: utar-y-o/utur-o ‛спустился’, ut-y-o/ut-o ‛встал’, ki-y-o ‛сказал (-а, -и)’, geyo/gi/ge ‛ушел, ушли’. Различие между оформлением основ с исходом на согласный (суффикс -0) и гласный (суффикс -y-) перед вокалическим окончанием, последовательно реализующееся в других языках, например, хинди, в П.я. нейтрализуется. Значение несовершенного вида присуще формам настоящего-будущего времени (см. ниже), которым соответствуют отрицательные формы на -t-: tar-ai̯ ‛имеет’ — ni-tartā ‛не имеет’. Продолженный вид образуется по двум моделям: 1) постфиксацией частицы -de к регулярным формам настоящего и прошедшего общего (имперфекта) времен: ya anmi gazet parái̯-de ‛этот человек читает газету’, me kar-ma ǰuva šo-de ‛я шел домой’ (ср. формы с thō и thē в синдхи) и 2) сочетанием причастия несовершенного вида с суффиксом -t- с формами глагола lag- ‛прилагаться’: me kam karto lagaı̯ ̃ (lagi čho) ‛я работаю (работал)’ (аналогичное сочетание отмечено, в частности, в разговорном панджаби).
Система н а к л о н е н и й та же, что и в хинди, исключая предположительное, которое в текстах не представлено, как и вообще аналитические формы косвенных наклонений (надо отметить, что и синтетические их формы редки и не дают полной парадигмы). Окончания императива: ед. ч. -0, мн. ч. -o, -ou̯. Сослагательное наклонение представлено в текстах формами 3-го лица единственного числа на -а и 1-го лица множественного числа на -ã; остальные могут быть реконструированы на основе форм настоящего-будущего времени изъявительного наклонения, которые являются стяжениями, восходящими к аналитическим сочетаниям форм сослагательного наклонения с вспомогательным глаголом-связкой i в единственном числе и 1-м лице множественного числа Правомерность такой трактовки подтверждается появлением вспомогательного глагола-связки čhi(n) в форме 3-го лица множественного числа и спорадически в форме 2-го лица множественного числа čho, а главное — заменой спрягаемой формы значащего глагола причастной (на -to) в отрицательных коррелятах рассматриваемых форм (maré-nala yaké ya ǰavái̯, yake ni ǰata? ‛Она с нами едет туда или не едет?’), что вполне соответствует обычной раджастханско-гуджаратской модели. По общему новоиндоарийскому типу, как форма условного наклонения, может функционировать причастие на -to.
В целом система в р е м е н изъявительного наклонения в П.я. выглядит следующим образом: 1) настоящее-будущее со следующими вторичными (ср. выше) окончаниями: 1 л. ед. ч. -ũi̯ (-ũ/-un; -ai), 2 и 3 л. -ai̯; 1 л. мн. ч. -ãi̯ (-ai̯), 2 л. -au̯ (-au č ho), 3 л. -ĩ/-in č hi (назальность, распространяющаяся на все гласное окончание, может переходить на основу: рãṛai̯ < paṛãi̯ ‛мы читаем’); 2) будущее (категорическое), употребляемое сравнительно редко (его вытесняет настоящее-будущее), сходно с хинди: 1 л. ед. ч. -õgu (?), 2 л. -ago/-ogo, 3 л. -ago (ж. р. -ingi); 1 л. мн. ч. -ange, 2 л. -agе, 3 л. -inge; 3) прошедшее (претерит) — причастие на -о/-yo (мн. ч. -е): me ayo ‛я пришел’, ham aye ‛мы пришли’; ср. аналогичное употребление деепричастия на -i, особен- но от переходных глаголов: minǰa mari ‛я убил’, tam-na ma-ta izat kari ‛вы меня уважили’; 4) прошедшее (имперфект): причастная форма на -а (-о?) со связкой прошедшего времени (me pará č ho ‛я учился’); 5) перфект: причастная форма на -е (ж. р. -i; мн. ч. -e/-i) со связкой настоящего-будущего времени (tu ka ayi č he? ‛Ты зачем пришла?’); 6) плюсквамперфект: та же причастная форма со связкой прошедшего времени (tu kai̯-le aye č ho? ‛Ты зачем приходил?’).
О функциональной равнозначности этой связки и неспрягаемой связки i свидетельствует такой пример: o pâdšâi̯, me pâdšâ č hũ ‛Он — падишах и я — падишах’. Прослеживаются остаточные формы вспомогательного глагола «быть», восходящего к др.-инд. bhava- (хин. ho-): turš u giyo ‛<молоко> прокисло’ (букв. ‛кислое стало’), где u giyo — сложно-интенсивный глагол, соответствующий хин. ho gayā.
Характерные н е п р е д и к а т и в н ы е формы помимо упомянутых выше причастий: инфинитив на -no/-ṇo (косв. п. -ne/-ṇe) и производные от него причастие намерения на -nẽko (адъективная форма) и имя деятеля на -nalo/-nyalo (ср. хинди nē-wālā, лахнда nēālā); абсолютивы на -ke/-ki (karke ‛сделав’) и -ketə (le-ketə ‛взяв’).
В П.я. прослеживается целый ряд обычных для других новоиндоарийских языков сложноглагольных сочетаний (вторичных аналитических форм), хотя употребительность их здесь невелика. Среди таковых можно назвать начинательные формы (инфинитив + lag-: farno lagé ‛начали гулять’), потенциальные (основа + sag-: čap ni sakta ‛не может прожевать’), интенсивные (основа + ǰa-, saṭ-, le- и др.: so ge ‛уснули’, mar saṭyo ‛убил’, pi lineo ‛выпил’). Система местоимений построена по общим новоиндоарийским принципам.
Обращает на себя внимание различие косвенных основ: одна выступает при объектно-направительном послелоге, вторая (адъективно-притяжательная) — при остальных (ср. гуджарати, маратхи). Специфично оформление агенса в 1-м и 2-м лице единственного числа. Особенность П.я., сближающая его с синдхи и лахнда (а также с такжикским), — определительные местоименные энклитики 3-го лица, согласующиеся с определяемым: -so/-su (м. р.), -si (ж. р.), -se/-sə/-si (косв. п.): beṭa-so ‛его сын’, rani-si ‛его жена’, hata-se ‛в его руке’, posta-se ‛в ее чреве’, ranun-se-na ‛его жены’ (агенс). Отрицание при глаголе выражается препозитивной частицей na или постпозитивной ni.
5.2.3. Специфических особенностей словообразования не наблюдается. Отмечены обычные для индоарийских (и иранских) языков аналитические типы отыменных (например, kam kar- ‛работать’) и сложновербальных глаголов. Каузативы обычного типа — с суффиксом -а-: uṭyo ‛встал’ — uṭ-a-yo ‛поднял (ото сна)’.
5.3.1. Обычные для индоарийских языков синтаксические структуры допускают отклонения, обусловленные, по-видимому, таджикским влиянием. Довольно часта инверсия определения, в том числе местоименного (особенно при именах родства): aba muro ‛мой отец’, ср. muro poṭo ‛мой внук’. Типичная индоарийская конструкция обладания с глаголом «быть» (is-ke do beṭâ č he ‛у него было два сына’) [как русском] чередуется с построенной на глаголе «иметь» (pâšâ tin beṭá tarái̯ č ho ‛падишах имел трех сыновей’) [как в европейских].
Специфическую особенность синтаксиса П.я. представляет рефлекс эргативной конструкции, выражающийся в оформлении субъекта при переходном глаголе в любых формах прошедшего времени, в условном наклонении и в деепричастных оборотах послелогом агенса (-na; местоимения 1-го и 2-го лица единственного числа имеют специфическую форму). Однако согласование глагола (в той мере, в какой оно способно здесь реализоваться) всегда остается субъектным.
5.3.2. Сложные предложения в П.я. специально не изучались.
5.4.0. Все парья как минимум двуязычны (парья и таджикский), нередко — особенно мужчины — трех- и даже четырехъязычны (русский и/или узбекский). Основное ядро лексики П.я. представлено словами индоарийского происхождения, находящими прямые соответствия в родственных языках. По наблюдениям И.М. Оранского, они составляют около половины активного словаря носителей языка и являются наиболее употребительными. Вторую по значению группу составляют таджикские слова, имеющие два источника: таджикские диалекты Афганистана и таджикский язык Гиссарской долины. Из последнего источника лексика заимствуется практически неограниченно, через него проникли в парья и русские слова, обозначающие важнейшие предметы и понятия современного быта и общественной жизни. Число заимствований из узбекского сравнительно невелико. Во второй половине XX в. доля русизмов, особенно в речи учащейся молодежи, неуклонно возрастала.
Источник: Г.А. Зограф, Т.И. Оранская. Парья язык
Ключевые слова для поиска сведений по языку гиссарских парья:
На русском языке: парийский язык, гиссарские парья, парийцы, брат хинди в Таджикистане, земледельцы-индоарийцы в Средней Азии;
На английском языке: (none).
|
).
|
|
|
|
|